Пожар в нашей стране — явление не только физического характера. Про хорошего работника принято говорить, что у него в руках «все горит». Многие наши сограждане жалуются, что «душа горит». Зато «рукописи не горят». «Пожары являются злейшим врагом человеческого общежития, причиняющим неисчислимые бедствия. Особенно велика их разрушительная сила у нас в России», — констатировал в 1898 году «Энциклопедический словарь» Ф. Брокгауза и И. Ефрона.

«Огромный пожарный двор был завален кучами навоза, выбрасываемого ежедневно из конюшен... Пожарные в двух этажах, низеньких и душных, были набиты, как сельди в бочке, и спали вповалку на нарах, а кругом на веревках сушилось промокшее на пожарах платье и белье. Половина команды — дежурная
— никогда не раздевалась и спала тут же в одежде и сапогах. И когда с каланчи, чуть заметя пожар, дежурный звонил за веревку в сигнальный колокол, пожарные выбегали иногда еще в непросохшем платье», — так описывал быт пожарных середины XIX века В. Гиляровский. Пожары наряду с наводнениями на протяжении трехсот лет были для Cеверной столицы настоящим бедствием, в них гибло неисчислимое множество людей и материальных ценностей. На начальном этапе строительства Петербурга частые пожары превращали целые районы города в пепелища. Город был практически весь деревянный, хотя по сравнению с другими русскими городами довольно-таки быстро отстраивался в камне. Горело чаще зимой — от случайно оброненных головешек, от плохих печей и неосторожности строителей, изможденных водкой и стройкой на болотах. Первый пожарный отряд организовали на верфях при Адмиралтействе для предупреждения пожаров при строительстве кораблей. Людей было немного, да и функции пожарных у них были не основными. Костяк этой команды составляли рабочие двух смен. Первая смена после окончания работы уходила домой, а вторая ночевала в Адмиралтействе. Если пожар возникал в примыкавших к нему мастерских, то советник, отвечавший за пожарную безопасность, снаряжал на помощь только треть команды, а сам с остальными оставался внутри здания. На тушение пожаров выходили все: мастеровые, матросы, бабки-кухарки, обычный прохожий люд. Никто толком тушить не умел, инструмента не хватало. Стояли гул и крики, пожары тушились подолгу и не всегда успешно. Так, летом 1728 года, несмотря на бдительность охраны, загорелись едва ли не все корабли, стоявшие у Васильевского острова неподалеку от таможни. Огонь не могли потушить целый день из-за сильного ветра, который перебрасывал пламя с судна на судно.
Хотя Петербург всегда считался городом прогрессивным, во многом опережавшим другие европейские столицы, в нем почему-то довольно долго не было заведено профессиональных пожарных — то есть людей, которые специально нанимались для защиты от огня. По указу Екатерины Второй огнеборческая обязанность возлагалась на всех горожан. Оговаривалось, что с каждого двора к месту пожара должно собираться вполне определенное количество жителей с перечисленными в указе инструментами. Жителями при такой оказии руководили сотские, пятидесятские и десятские, которые в свою очередь подчинялись полиции.
Добровольческие команды делились на несколько отрядов. Водовозный отряд доставлял воду к месту пожара, «трубный» ручными насосами накачивал ее для тушения огня, «лестничный» состоял из добровольцев, которые забирались на верхние этажи и чердаки, а «топорный» разбирал горящие помещения. Были и охранительные отряды, которые занимались ограждением места пожара от любопытствующих и мародеров, во все времена желавших присвоить уцелевшее имущество. Однако простой необученный люд плохо справлялся с тушением огня. Пришлось все-таки создавать более-менее профессиональные отряды, которые формировались из военных и полицейских. Та же царица Екатерина, став уже не просто Второй, а Великой, определила порядок выезда служивых огнеборцев на пожары. Например, если загоралось в Адмиралтейской и Литейной частях, по левой стороне Невского проспекта и у Невского монастыря, то на пожар по распорядку прибывали солдаты Преображенского, Конного и Артиллерийского полков. Семеновский, Измайловский и Рязанский полки в этом случае приводились в боевую готовность и поддерживали связь с выступившими частями.
Первые — сначала деревянные — каланчи Петербурга были построены при Александре Первом. Его указом от 24 июня 1803 года были учреждены 11 пожарных частей: 1-я, 2-я, 3-я, 4-я Адмиралтейские, Московская, Каретная, Литейная, Рождественская, Васильевская, Петербургская и Выборгская. В 1811 году открылась и 12-я часть. Штат команды был утвержден в следующем составе: брандмайор, 11 брандмейстеров, 11 помощников унтер-офицерского звания, 528 пожарных, мастер по насосам, слесарь, 2 кузнеца, трубочистный мастер, 24 трубочиста и 137 кучеров.
Первым брандмайором Санкт-Петербурга с 1803-го по 1827 год служил полковник Домрачев. Его жалованье составляло 450 рублей в год, подчинялся он непосредственно градоначальнику и был принят при Дворе. Рядовые пожарные набирались из солдат, служили по двадцать пять лет. Дежурили сутками, спали при этом не раздеваясь, не снимая сапог — спать на дежурстве было можно, а разуваться не положено. Часто в пожарные брали тех, кто был не годен к строевой службе. Пожарные женились, но редко — в начале XIX века рядовой получал всего 36 рублей жалованья в год.
Каланча — непременный атрибут пожарной части былых времен — часто становилась архитектурной доминантой квартала. В этом году Санкт-Петербург отмечал 300-летие, а пожарная охрана города — 200-летие. К двойному юбилею многие каланчи отреставрировали. Очень красивая пожарная вышка располагается на Охте, в этом году ей исполнилось 175 лет — всего на четверть века меньше, чем всей службе. Первоначальное здание самой старой части (1-й Адмиралтейской), помещавшейся вместе со своей каланчой где-то на Большой Морской улице между Гороховой и Кирпичным переулком, увы, не сохранилось. 2-я Адмиралтейская пожарная часть находилась у Львиного мостика, позже была переименована в Казанскую, но тоже не оставила даже намека о себе в городской застройке.
3-я Адмиралтейская пожарная часть, позже названная Спасской, находилась в здании, сооруженном в первой четверти XIX века архитектором В. Беретти и перестроенном А. Андреевым и В. Морганом в 1844—1849 годах. Его восьмигранная башня имеет высоту 46 метров. Эта частица «Петербурга Достоевского» расположена на Большой Подьяческой улице — одной из красивейших в городе. Если встать на ней ближе к Фонтанке, то становятся видны по одну руку купол Троицкого, а по другую — Исаакиевского собора. Рядом с этой пожарной частью с 1836-го по 1837 год жил Михаил Лермонтов.
4-я Адмиралтейская часть располагалась у слияния канала Грибоедова с Фонтанкой — у Калинкина моста. Позже часть переименовали в Коломенскую. Здание до сегодняшнего дня сохранило высокую пожарную каланчу, построенную из кирпича в середине сороковых годов XIX века архитектором Р. Желязевичем. Теперь в этом здании находятся Высшие пожарные курсы. Среднее профессиональное образование пожарные получают в училище, расположенном на Московском проспекте. Башня Московской части, которая находилась напротив современного ТЮЗа, не сохранилась. Современное здание пожарной части располагается вблизи Витебского вокзала на Загородном проспекте. Ничего не осталось и от первоначального дома Васильевской части. Во второй половине XIX века для нее построили другое здание — на углу Большого проспекта и 22-й линии Васильевского острова. Теперь здесь открыт Музей пожарного дела, где школьников обучают основам противопожарной безопасности. Сохранились исторические здания Нарвской, Александро-Невской, Рождественской, Петербургской, Охтинской и Гаванской пожарных частей. Правда, вышек многие из них уже не имеют. Каланчи как сигнальное приспособление утратили свою актуальность уже к середине позапрошлого века, с изобретением телеграфа.
А как же обзор окрестностей? Этой функции тоже нашлась альтернатива. В 1871 году на улицах города появились первые электросигнальные извещатели, получившие прозвище «дергач». Теперь любой житель города, завидев пожар, находил ближайший «дергач», приводил его в действие, и через несколько секунд из широких ворот пожарных частей к месту, где случился пожар, уже вылетали снаряженные экипажи. В общем, ко времени появления первых телефонных линий каланчи уже были отправлены в отставку.
Однако даже теперь на двух самых красивых каланчах города — Охтинской и Спасской — в напоминание о пожарных традициях XIX века круглые сутки стоят в дозоре пожарные — конечно, не настоящие. Это только муляжи, которые снизу кажутся вполне реальными служивыми, и очень даже надежными, только... заснули они, что ли? Вот сейчас выйдет дежурный, свистнет снизу — не спать, разгильдяй,
свалишься с каланчи, никто собирать не будет!
При пожаре постовые поднимали на вышке сигнал. Днем — определенный набор крестов и кожаных шаров для обозначения места пожара и его категории.
Ночью вывешивались фонари: вместо шара — белый фонарь, вместо креста — красный. Если же красный фонарь вывешивался на том месте, где днем при той же оказии появлялся красный флаг, это означало сбор всех частей.
Если дозорный сверху кричал: «Первый номер!» — это значило закрытое возгорание, когда дым виден, а огня вроде бы нет. Тогда конный летел на разведку и, вернувшись, докладывал начальству обстановку.
«Третий номер» означал дело серьезное, на пожар выезжали команды трех частей, а по «пятому номеру» — все сразу.

http://www.adresaspb.ru/arch/adresa_08/08_015/08_15.htm